Неточные совпадения
— Да, это всё может быть верно и остроумно… Лежать, Крак! — крикнул Степан Аркадьич на чесавшуюся и ворочавшую всё сено собаку, очевидно уверенный в справедливости своей темы и потому спокойно и неторопливо. — Но ты не определил черты между честным и бесчестным
трудом. То, что я получаю жалованья больше, чем мой столоначальник, хотя он
лучше меня знает дело, — это бесчестно?
— Да так же и вести, как Михаил Петрович: или отдать исполу, или внаймы мужикам; это можно, но только этим самым уничтожается общее богатство государства. Где земля у меня при крепостном
труде и
хорошем хозяйстве приносила сам-девять, она исполу принесет сам-третей. Погубила Россию эмансипация!
― Только бы были
лучше меня. Вот всё, чего я желаю. Вы не знаете еще всего
труда, ― начал он, ― с мальчиками, которые, как мои, были запущены этою жизнью за границей.
— Положим, не завидует, потому что у него талант; но ему досадно, что придворный и богатый человек, еще граф (ведь они всё это ненавидят) без особенного
труда делает то же, если не
лучше, чем он, посвятивший на это всю жизнь. Главное, образование, которого у него нет.
Но только что он вспоминал о том, что он делает, и начинал стараться сделать
лучше, тотчас же он испытывал всю тяжесть
труда, и ряд выходил дурен.
— Ах, рента! — с ужасом воскликнул Левин. — Может быть, есть рента в Европе, где земля стала
лучше от положенного на нее
труда, но у нас вся земля становится хуже от положенного
труда, т. е. что ее выпашут, — стало быть, нет ренты.
И, может быть, я завтра умру!.. и не останется на земле ни одного существа, которое бы поняло меня совершенно. Одни почитают меня хуже, другие
лучше, чем я в самом деле… Одни скажут: он был добрый малый, другие — мерзавец. И то и другое будет ложно. После этого стоит ли
труда жить? а все живешь — из любопытства: ожидаешь чего-то нового… Смешно и досадно!
В службе у него нет особенного постоянного занятия, потому что никак не могли заметить сослуживцы и начальники, что он делает хуже, что
лучше, так, чтоб можно было определить, к чему он именно способен. Если дадут сделать и то и другое, он так сделает, что начальник всегда затрудняется, как отозваться о его
труде; посмотрит, посмотрит, почитает, почитает, да и скажет только: «Оставьте, я после посмотрю… да, оно почти так, как нужно».
— Повезу его к ней: сам оригинал оценит
лучше. Семен Семеныч! от вас я надеялся хоть приветливого слова: вы, бывало, во всем моем
труде находили что-нибудь, хоть искру жизни…
Печальный, пустынный и скудный край! Как ни пробуют, хлеб все плохо родится. Дальше, к Якутску, говорят,
лучше: и население гуще, и хлеб богаче, порядка и
труда больше. Не знаю; посмотрим. А тут, как поглядишь, нет даже сенокосов; от болот топко; сена мало, и скот пропадает. Овощи родятся очень хорошо, и на всякой станции, начиная от Нелькана, можно найти капусту, морковь, картофель и проч.
Адмирал не взял на себя
труда догадываться, зачем это, тем более что японцы верят в счастливые и несчастливые дни, и согласился
лучше поехать к ним, лишь бы за пустяками не медлить, а заняться делом.
То же, что
труд его в суде, состоящий в том, чтобы приводить людей к присяге над Евангелием, в котором прямо запрещена присяга, был
труд нехороший, никогда не приходило ему в голову, и он не только не тяготился этим, но любил это привычное занятие, часто при этом знакомясь с
хорошими господами.
Кроме стрелков, в экспедицию всегда просится много посторонних лиц. Все эти «господа» представляют себе путешествие как легкую и веселую прогулку. Они никак не могут понять, что это тяжелый
труд. В их представлении рисуются: караваны, палатки, костры,
хороший обед и отличная погода.
Кирсанов говорил, что travail значит
труд, Au bon travail — магазин, хорошо исполняющий заказы; рассуждали о том, не
лучше ли было бы заменить такой девиз фамилиею.
Педанты, которые каплями пота и одышкой измеряют
труд мысли, усомнятся в этом… Ну, а как же, спросим мы их, Прудон и Белинский, неужели они не
лучше поняли — хоть бы методу Гегеля, чем все схоласты, изучавшие ее до потери волос и до морщин? А ведь ни тот, ни другой не знали по-немецки, ни тот, ни другой не читали ни одного гегелевского произведения, ни одной диссертации его левых и правых последователей, а только иногда говорили об его методе с его учениками.
— Ты будешь работу работать, — благосклонно сказал он Аннушке, — а сын твой, как выйдет из ученья, тоже хлеб станет добывать; вот вы и будете вдвоем смирнехонько жить да поживать. В
труде да в согласии — чего
лучше!
Об умерших близких людях обыкновенно с
трудом припоминают плохое, которое, может быть, и было в жизни, припоминают лишь
хорошее.
Те изящные и дорогие поделки из дерева, которые были на тюремной выставке, показывают только, что на каторгу попадают иногда очень
хорошие столяры; но они не имеют никакого отношения к тюрьме, так как не тюрьма находит им сбыт и не тюрьма обучает каторжных мастерствам; до последнего времени она пользовалась
трудом уже готовых мастеров.
Приметив мое смятение, известием о смерти его отца произведенное, он мне сказал, что сделанное мне обещание не позабудет, если я того буду достоин. В первый раз он осмелился мне сие сказать, ибо, получив свободу смертию своего отца, он в Риге же отпустил своего надзирателя, заплатив ему за
труды его щедро. Справедливость надлежит отдать бывшему моему господину, что он много имеет
хороших качеств, но робость духа и легкомыслие оные помрачают.
«Ну что ж, — думал он, — ну я здесь, а они там; что ж тут прочного и
хорошего. Конечно, все это
лучше, чем быть вместе и жить черт знает как, а все же и так мало проку. Все другом пустота какая-то… несносная пустота. Ничего, таки решительно ничего впереди, кроме
труда,
труда и
труда из-за одного насущного хлеба. Ребенок?.. Да бог его знает, что и из него выйдет при такой обстановке», — думал доктор, засыпая.
— Да сами согласитесь, к чему они все это наклоняют, наши писатели? Я не вижу ничего
хорошего во всем, к чему они все наклоняют.
Труд,
труд, да
труд затрубили, а мои дочери не так воспитаны, чтобы трудиться.
Потом явится в залу Прорвич, — Белоярцев поговорит с ним о
труде и о
хороших принципах.
Райнер получал очень
хорошие деньги. Свою ферму в Швейцарии он сдал бедным работникам на самых невыгодных для себя условиях, но он личным
трудом зарабатывал в Петербурге более трехсот рублей серебром в месяц. Это давало ему средство занимать в одной из лучших улиц города очень просторную квартиру, представлявшую с своей стороны полную возможность поместиться в ней часто изменяющемуся, но всегда весьма немалому числу широких натур, состоявших не у дел.
Дед замолчал и уныло
Голову свесил на грудь.
— Мало ли, друг мой, что было!..
Лучше пойдем отдохнуть. —
Отдых недолог у деда —
Жить он не мог без
труда:
Гряды копал до обеда,
Переплетал иногда;
Вечером шилом, иголкой
Что-нибудь бойко тачал,
Песней печальной и долгой
Дедушка
труд сокращал.
Внук не проронит ни звука,
Не отойдет от стола:
Новой загадкой для внука
Дедова песня была…
«Не
лучше ли бы было, — думал Павел с горечью в сердце, глядя, как все они с усердием молились, — чем возлагать надежды на неведомое существо, они выдумали бы себе какой-нибудь
труд поумней или выбили бы себе другое социальное положение!»
— Я полагаю, что это от того происходит, что ты представляешь себе жизнь слишком в розовом цвете, что ты ждешь от нее непременно чего-то
хорошего, а между тем в жизни требуется
труд, и она дает не то, чего от нее требуют капризные дети, а только то, что берут у нее с боя люди мужественные и упорные.
Лобков не заботится ни о том, чтоб хозяйство его считалось образцовым, ни о том, чтоб пример его влиял на соседей, побуждал их к признанию пользы усовершенствованных приемов земледелия, и т. д. Он рассуждает просто и ясно:
лучше получить прибыли четыре зерна из пяти, нежели одно из десяти. Очевидно, он не столько рассчитывает на силу урожая, сколько на дешевизну и даже на безвозмездность необходимого для обработки земли
труда.
— Повести? — повторил директор. — В таком случае, я полагаю, вам
лучше бы исключительно заняться литературой. К чему ж вам служба? Она только будет мешать вашим поэтическим
трудам, — произнес он.
— Не знаю, что тут
хорошего, тем больше, что с утра до ночи ест, говорят, конфеты… Или теперь… Это черт знает, что такое! — воскликнул он. — Известная наша сочинительница, Касиновская, целую зиму прошлого года жила у него в доме, и он за превосходные ее произведения платил ей по триста рублей серебром, — стоит она этого, хотя бы сравнительно с моим
трудом, за который заплачено по тридцати пяти?
— Да! — продолжал Петр Иваныч, — в тридцать с небольшим лет — коллежский советник,
хорошее казенное содержание, посторонними
трудами зарабатываешь много денег, да еще вовремя женишься на богатой… Да, Адуевы делают свое дело! Ты весь в меня, только недостает боли в пояснице…
— В самом деле, бедный! Как это достает тебя? Какой страшный
труд: получить раз в месяц письмо от старушки и, не читая, бросить под стол или поговорить с племянником! Как же, ведь это отвлекает от виста! Мужчины, мужчины! Если есть
хороший обед, лафит за золотой печатью да карты — и все тут; ни до кого и дела нет! А если к этому еще случай поважничать и поумничать — так и счастливы.
— И отмычек — именно так! прекрасно! даже в университете с кафедры
лучше не сказать. Одно бы я прибавил:"Сии последние (то есть отмычки) затем преимущественно потребны, дабы злую и порочную волю в последних ее убежищах без
труда обретать". Позволите?
— Сам знаю, что тяжко, и все-таки исполняю. Кто говорит: тяжко! а я говорю: чем тяжче, тем
лучше, только бы Бог укрепил! Не всем сладенького да легонького — надо кому-нибудь и для Бога потрудиться! Здесьсебя сократишь — тамполучишь! Здесь — «
трудом» это называется, а там — заслугой зовется! Справедливо ли я говорю?
— Вам бы поискать вдову
хорошую, молодую женщину, испытанную от плохого мужа, чтобы она оценила вас верной ценой. Такую найти — невелик бы
труд: плохих-то мужей из десяти девять, а десятый и хорош, да дурак!
Софье Николавне большого
труда стоило не смеяться; она старалась не слушать и убедительно просила Чичагова замолчать, а всего
лучше заняться разговорами с достопочтенным Степаном Михайлычем, что он исполнил и в короткое время очень полюбил старика, а старик полюбил его.
— Но, послушайте, голубчик вы мой, — возразил доктор, сбитый с толку пылкостью Боброва, — тогда, по-вашему,
лучше будет возвратиться к первобытному
труду, что ли? Зачем же вы все черные стороны берете? Ведь вот у нас, несмотря на вашу математику, и школа есть при заводе, и церковь, и больница
хорошая, и общество дешевого кредита для рабочих…
И действительно, не было возможности выказать себя
лучше того, как сделал это Гришка. Даже Севка-Глазун и сам Захар наотрез объявили, что не ждали такой удали от Гришки-Жука, давно даже не видали такого разливанного моря. Мудреного нет: пирушка обошлась чуть ли не в пятьдесят рублей. Гришка «решил» в одну ночь половину тех денег, которые находились в кошеле и которые стоили Глебу десяти лет неусыпных, тяжких
трудов!
Жадов. Нет, Полина, вы еще не знаете высокого блаженства жить своим
трудом. Вы во всем обеспечены, Бог даст, узнаете. Все, что мы приобретем, будет наше, мы уж никому не будем обязаны. Понимаете вы это? Тут два наслаждения: наслаждение
трудом и наслаждение свободно и с спокойной совестью распоряжаться своим добром, не давая никому отчета. А это
лучше всяких подарков. Не правда ли, Полина, ведь
лучше?
Когда два голоса, рыдая и тоскуя, влились в тишину и свежесть вечера, — вокруг стало как будто теплее и
лучше; все как бы улыбнулось улыбкой сострадания горю человека, которого темная сила рвет из родного гнезда в чужую сторону, на тяжкий
труд и унижения.
Увлечение Фомы тридцатилетней женщиной, справлявшей в объятиях юноши тризну по своей молодости, не отрывало его от дела; он не терялся ни в ласках, ни в работе, и там и тут внося всего себя. Женщина, как
хорошее вино, возбуждала в нем с одинаковой силой жажду
труда и любви, и сама она помолодела, приобщаясь поцелуев юности.
В это время Анне Михайловне шел двадцатый, а Дорушке пятнадцатый год.
Труды и заботы Анны Михайловны увенчались полным успехом: магазин ее приобретал день ото дня лучшую репутацию, здоровье служило как нельзя
лучше; Амур щадил их сердца и не шевелил своими мучительными стрелами: нечего желать было больше.
Чем больше
труда, тем любовь
лучше, то есть она, понимаешь ли, сильней чувствуется.
— Я прошу вас выслушать меня, — сказал я угрюмо, не ожидая ничего
хорошего от этого разговора. — То, что вы называете общественным положением, составляет привилегию капитала и образования. Небогатые же и необразованные люди добывают себе кусок хлеба физическим
трудом, и я не вижу основания, почему я должен быть исключением.
К тому же я знал очень хорошо, что это высокомерие, с каким он отзывался о черном
труде, имело в своем основании не столько соображения насчет святого огня, сколько тайный страх, что я поступлю в рабочие и заставлю говорить о себе весь город; главное же, все мои сверстники давно уже окончили в университете и были на
хорошей дороге, и сын управляющего конторой Государственного банка был уже коллежским асессором, я же, единственный сын, был ничем!
Ограниченность применения женского
труда в ту эпоху в России вынуждала девушек стремиться к получению преимущественно педагогического и медицинского образования.] мать очень мало понимала и гораздо больше бы желала, чтобы она вышла замуж за человека с обеспеченным состоянием, или, если этого не случится, она, пожалуй, не прочь бы была согласиться и на другое, зная по многим примерам, что в этом положении живут иногда гораздо
лучше, чем замужем…
Глядя на этот каторжный
труд, нельзя было не согласиться с бурлаками, что уж
лучше плыть «в камнях», чем здесь.
А между тем возьмут, отменят внешнюю форму рабства, устроят так, что нельзя больше совершать купчих на рабов, и воображают и себя уверяют, что рабства уже нет, и не видят и не хотят видеть того, что рабство продолжает быть, потому что люди точно так же любят и считают
хорошим и справедливым пользоваться
трудами других.
Если б Зарецкой был
хорошим физиономистом, то без
труда бы заметил, что, выключая офицера, все гости смотрели на него с каким-то невольным почтением.
Чтобы вознаградить себя за свои родительские
труды, он завернул в первый попавшийся ему на пути
хороший ресторан, где наскочил на совсем пьяного Янсутского.
Работа на фабрике, в курене, на промыслах и по перевозке разных заводских материалов оплачивалась гораздо
лучше, чем дьячковский
труд.